То есть, так или иначе, эти люди как-то перекликаются с фотографией. Это кино, музыка и фотография. В этом есть такой азарт — создавать мистификацию из непостановки… То есть, это всегда люди, умело ведущие себя в кадре?Да, и на сцене. Есть люди, как вот эта девочка рыженькая — она участвует в театральных постановках «Буто».

Мы сидим с Евгением Шаманом на втором этаже рекламного агентства Husky Promotions, где устроена его, еще совсем молодого и вполне жизнерадостного человека, персональная выставка-ретроспектива. Тогда для меня это было полной зеленкой, но когда я увидел весь этот азарт костюмирования, гримировки, переодевания — меня это зацепило. С детства меня эта тема юношеских театров в пионерлагерях очень интересовала, и само собой я захотел это попробовать, меня стали снимать с этой девочкой.

И вот так это понеслось, и через год после этого, в конце 2003 года, я купил камеру и начал реализовывать то, что накопилось у меня в голове. Может быть, потому, что я очень мало в своей жизни видел качественного театра.

Но тот театр, в который я попадал, он меня пугал, он был ужасен. В моей жизни есть единственный момент, который я безумно ассоциирую с театром. Я был очень юн и пришел с мамой на «Синюю птицу».

То есть, вас волнует фактура актера и контекста? Беззубый рот, куча угля, стальные волны…Да, при этом я сам еще не дорос до фотографии, которая могла бы качественно передать какой-то ужас, старость…

А что в вашем кино всего важнее: определенная роль, персонаж, история или антураж, монтаж, постпродакшн?Мне важно все. Начиная от сценария, от людей и декораций… Это скорее кусочек из какой-то новеллы или книги, где я плавно описываю персонажа — его сущность, взгляды, взаимоотношения с другими персонажами.

Человек творческий – это манерный человек

Знаете, чем более человек юн, тем безгранность фантазии шире, потому что в эту пору мы начинаем только приобретать элементы разума взрослого человека. Мне тогда казалось глобальным воздействие этих книг. А из современных писателей в свое время я очень проникся Николаем Фробениусом («Лакей маркиза де Сада», «Застенчивый порнограф»).

Эти стили мало имеют отношения к моим работам и к кино, хотя если брать фильм «Беги, Лола, беги» и подобные картины, то там коммерческая электроника очень влияет. А если говорить не о такой плотной современной музыке, то фильм Аронофски «Фонтан» и саундтрэки к нему, это шедеврально — настолько кино не существует без этой музыки! А во время съемки?Во время съемки это может быть даже какой-то нойз, с проблесками каких-то звуков, скрежетов.

Манера и маньеризм

И я все равно начинаю экспериментировать, и в какие-то моменты ловить репортаж, который я бы хотел превратить в постановку. Некоторые из них театралы, коих мало интересуют деньги в том, что они делают, им эта работа сама по себе очень нравится. И сами питерчане — люди уникальные по внутреннему состоянию. Казалось бы, и у нас есть дворы, и у нас есть река, и канал обводной — но…Мы ее, этой воды, как будто, не замечаем.

Я писал в блогах, что эти места важны не только для города, город исчезает, это еще и мои мастерские, мои съемочные площадки. Эти комнаты, эта энергетика — она уничтожена. Это в Питере нужно приходить иногда в заброшенные дома с охранником, потому что там… может из тюрьмы сбежали, может банк ограбили…

Я бы сказал, что мои фотографии — это проходной период, который нужно пройти, чтобы ощутить, что ты живешь, чувствуешь, ощущаешь…Что-то вроде эмоциональной встряски. Мне очень близка материализация мысли. Декорации — это выплеск печальной энергетики человека наружу. Это словно его одежда, его платье, его продолжение. И насколько важен для вас перевод?Если картина на английском, я буду смотреть ее на английском, я знаю язык. Но если на каком-то другом языке, то непременно с титрами.

А теперь давайте попробуем представить, где все это можно повесить… Этот слащавый образ — уникальный для меня случай, я таких людей избегаю фотографировать. Сейчас на Тверской на нас смотрят Репинские бурлаки, а тут…Я только за. У меня есть мечта распечатать мои работы на больших холстах и сидеть акварелью все это дело разрисовывать. Это был такой далекий заход к вопросу: где бы вы предпочли видеть свои работы?

Что значит быть манерным?

Но есть то, что называют стилистикой интерьера, и что должно, по идее, быть вам близко. Как вы к ней, в таком случае, относитесь как зритель?Я не далек от этой фотографии, я в свое время крутился в коммерческой среде наших рекламщиков (с Павлом Киселевым, например). Они предоставили мне интересную декорацию и сказали: снимайте, что хотите, мы у вас это купим. Это очень редкий случай сотрудничества, но он есть. Он работает.

Я втыкаюсь в белую стенку взглядом и начинаю думать о творчестве, о работе. Я об этом узнал на работе от своего коллеги. Но ведь это же своего рода жертвоприношение Западной мифологии, в его каком-то Бэконовском (я имею в виду Роджера Бэкона) смысле. Похожее ощущение, что что-то глобальное ушло из этого мира. Я не могу его особо разложить… Но он близок вашим персонажам или нет? Или это эпоха, о которой говорят все: «О, Майкл Джексон — это эпоха!».

Может быть, это потому, что я слишком серьезно к ним отношусь. Вот эта работа с девушкой, которая называется «Шум внутри Луны», была сделана два-три года назад в доме на Садовнической набережной, который недавно снесли и где выставлялись пикеты. Это я вас потихоньку толкаю к рекламной фотографии.Я понимаю, о чем вы говорите, и я уже так работал. Меня абсолютно не тянет это делать, но я буду любоваться.

Читайте также: