Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Теперь я молчу и не сокрушаюсь вслух о тех утратах… И со всем тем отдельного, чужого существования я в нем не ощущаю.

При мне один умирающий все жаловался на то, что не хотят дать ему погрызть каленых орешков… А к тому, что этот плеск и стоны твои — те же звуки, и больше ничего. Дай мне руку, и пойдем мы в поле, Друг души задумчивой моей… Сыплется она ровно и гладко, как песок в тех часах, которые держит в костлявой руке фигура Смерти.

Как хороши, как свежи были розы …

Мне жутко. Мне сдается: стоит возле моей кровати та неподвижная фигура… Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит: Как хороши, как свежи были розы… А в комнате все темней да темней… Что вправе я отринуть горделиво Все прежние, все детские мечты, Все, что в душе цветет так боязливо, Как первые, весенние цветы? И грустно мне, что то воспоминанье Я был готов презреть и осмеять…

Смотреть что такое «давно тому назад» в других словарях:

Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, если я только буду в состоянии тогда думать? Буду ли я думать о том, что плохо воспользовался жизнью, проспал ее, продремал, не сумел вкусить от ее даров? «Как? это уже смерть? Нет… мне кажется, я буду стараться не думать — и насильно займусь каким-нибудь вздором, чтобы только отвлечь собственное мое внимание от грозного мрака, чернеющего впереди.

Светлый пар клубится над рекою, И заря торжественно зажглась. Ничего напрасно не трепещет, Благодать покоя и любви… Даже грусти нет в душе моей… Этот день, быть может, — день спасенья. День за днем уходит без следа, однообразно и быстро. Когда я лежу в постели и мрак облегает меня со всех сторон, мне постоянно чудится этот слабый и непрерывный шелест утекающей жизни. Мне не жаль ее, не жаль того, что я мог бы еще сделать…

Иногда я возьму голову в обе руки и начинаю думать о нем. Кто он? Что он? Он мне не чужой..

В одной руке песочные часы, другую она занесла над моим сердцем… Когда я оборачиваюсь или внезапно устремляю глаза туда, где мне чудится тот человек, я, разумеется, никого не вижу. Самое ощущение его близости исчезает… Ни звука, ни слова я от него не жду… Он так же нем, как и недвижен… Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною — и чудится скучный, старческий шепот…

В тени густой летает тяжкий жук; И, как лицо заснувших томно пышет, Пахучим паром пышет темный луг. Какая ночь! Большие, золотые Зажглися звезды… Поздний и далекий Примчится гром — и слабо прогремит… Вот и крыльцо — знакомые ступени…

Иль отдохнуть ты не могла нигде? И всё живешь, всем сердцем изнывая, В давно пустом и брошенном гнезде? Отсутствующему другу протяни руку твою. Я не буду в состоянии пожать ее моей рукой: она будет лежать неподвижно под землею…

Но нашей встрече я не рад. Упорно я молчу — И твой глубокий, грустный взгляд Понять я не хочу. И все толкуешь ты со мной О милой стороне. Птица спешит, перелетает пустыню и все глядит вниз, внимательно и тоскливо. Правда, оно шумит и движется, но в нескончаемом грохоте, в однообразном колебании его валов тоже нет жизни и тоже негде приютиться. Лежа в постели, томимый продолжительным и безысходным недугом, я подумал: чем я это заслужил?

Вдруг их вспугивает собака — они дружно, разом взлетают; раздается выстрел — и одна из куропаток, с подбитым крылом, вся израненная, падает и, с трудом волоча лапки, забивается в куст полыни. Пока собака ее ищет, несчастная куропатка, может быть, тоже думает: «Нас было двадцать таких же, как я… Почему же именно я, я попалась под выстрел и должна умереть?

Мне смешно… и я дивлюсь на самого себя. Непритворна моя грусть, мне действительно тяжело жить, горестны и безотрадны мои чувства. Мне жаль детей и стариков, несчастных и счастливых… Мне жаль убийцы и его жертвы, безобразия и красоты, притесненных и притеснителей. Уж лучше бы я завидовал, право! Да я и завидую — камням. Всякий верующий обязан ответить: может — и обязан убедить самого себя в этом. Но если разум его восстанет против такой бессмыслицы?

Но когда я произносил это восклицание, я сам еще был молод и свеж. Мне просто хотелось тогда побаловать самого себя грустным чувством, пожалеть о себе въявь, порадоваться втайне. Они и так грызут меня постоянно, глухою грызью. И не дерзал коснуться пальцем Ее руки. Потом, любовь сменив на дружбу, Он вдруг умолк…

И долго жил темно и скупо — Слыл добряком… Откуда мчится зов? Что дышит на меня весной И запахом лугов? Чего тебе, душа моя, Внезапно стало жаль — Скажи: какую вспомнил я Любимую печаль? Как будто сердцем я воскрес И волю дал слезам, И, задыхаясь, в темный лес Бегу по вечерам… И тополь под окном одним Кивает мне слегка… Вы написали против меня множество статей и фельетонов, — отвечал он, — это несомненно.

И, однако, он говорит мне… говорит что-то неясное, непонятное — и знакомое. Свеча меркнет и гаснет… Не мое ли прошедшее я? Да и точно: разве между тем человеком, каким я себя помню, и теперешним мною — не целая бездна? Буду ли я думать о том, что меня ожидает за гробом… И то, над чем я плакал,- мной Осмеяно давно. Невежда сам, среди других Забывчивых невежд, Любуюсь гибелью моих Восторженных надежд.

Читайте также: