Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь. Что это за «Вечера»? Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Но нигде, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у пасичника Рудого Панька. Это что за невидаль: „Вечера на хуторе близ Диканьки“?

Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился…». И швырнул в свет какой-то пасичник! И то сказать, что люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. А один из гостей… Ну, тот уже был такой панич, что хоть сейчас нарядить в заседатели или подкомории. Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдет рассказывать — вычурно да хитро, как в печатных книжках!

Еще был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нем) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Да, лет тридцать будет назад тому, когда дорога, верст за десять до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку.

Нашего полку прибыло: это заключение немножко нескромно, но оно хорошо выражает моё чувство к Яновскому». Составляя в 1842 году первое собрание собственных сочинений, Гоголь написал для него предисловие. Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Быть же теперь ссоре», — подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий книш с маслом.

Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, — лень только проклятая рыться, — наберется и на десять таких книжек. Дернула же охота и пасичника дотащиться вслед за другими! Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка, посмотреть — дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загадывать загадки или просто нести болтовню.

Да, может, иному, и повыше пасичника, сделали бы честь посещением. Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападет. Так вот как! Припомнил и имя, голубчик! Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того чтоб показать шиш, протянулась к книшу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку.

Н.В. Гоголь. История создания сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Сюжет повести. Картины народной жизни в повести «Ночь перед Рождеством»

Я нарочно и не помещал их сюда. Еще напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости господи, как черта, все станут бояться. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. Представьте себе, что как внесешь сот — дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах.

Ещё не было у нас автора с такою весёлою весёлостью, у нас на севере она великая редкость. Слог его жив, оригинален, исполнен красок и часто вкуса. Во многих местах в нём виден наблюдатель, и в повести своей „Страшная месть“ он не однажды был поэтом. А какими пирогами накормит моя старуха! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Эх, голова! Что за истории умел он отпускать!

Боже ты мой, какие на свете нет кушаньев! Со’няшница, боль в животе. Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Такою роскошью блистал один из дней жаркого августа тысячу восемьсот… Рядом с ним шла привязанная к возу кобыла, смиренный вид которой обличал преклонные лета ее. Много встречных, и особливо молодых парубков, брались за шапку, поравнявшись с нашим мужиком.

Отзыв А. С. Пушкина: «Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки. Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, какие вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Две из них найдете в этой книжке. Станешь есть — объяденье, да и полно. Сладость неописанная!

Читайте также: